26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
rbc.ru
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Архив NEWSru.com
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Архив NEWSru.com
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Первый канал
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Архив NEWSru.com
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Первый канал
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Архив NEWSru.com
 
 
 
26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.
Архив NEWSru.com

26 апреля 2010 года в России и Украине отмечают 24-ю годовщину чернобыльской катастрофы.

На сегодня в России проживают 51230 человек, подвергшихся воздействию радиации вследствие Чернобыльской аварии. По данным Федерального медико-биохимического центра имени Бурназяна, непосредственно в результате катастрофы умерли 28 человек, 134 заболели от острого радиационного поражения. Болезни как правило были вызваны непосредственно облучением и лучевыми ожогами.

С того времени этот день превратился в День скорби по жертвам чернобыльской трагедии и предостережением в использовании мирного атома. Всего "в мире от последствий радиоактивного облучения страдают свыше 2 млн человек, из которых - 498 тысяч детей", отметил сегодня в своем обращении к народу президент Украины Виктор Янукович.

Вспоминая о тех апрельских днях в Чернобыле, "Алтайская правда" публикует записки учителя русского языка и литературы Бориса Тушина из Барнаула. Он был среди тысяч ликвидаторов последствий аварии и награжден орденом Мужества. Тушин был "партизаном" - так в обиходе называли воинов запаса.

Зона отчуждения

Возвращался из Чернобыля поездом, с пересадками. В одном проводница окружила меня чрезмерной заботой, предугадывая все желания. Только подумаю о стаканчике чая, а она уже несет пару стаканов с горкой сахара и каждый раз приговаривает: "Уж ты, хлопчик, лишний раз не выходи из купе, не утруждай себя". Терялся в догадках, чем же я так угодил. Оказалось, она окружила заботой, чтобы "не разносил заразу по вагону".

Приехал в Барнаул. Жду на остановке трамвай. Вид измотанный, тощий рюкзак на плече, видавшая виды полевая армейская форма, растоптанные кирзачи с чужой ноги (в Полтаве при пересадке солдатики предложили поменяться сапогами, мол, тебе все равно сдавать) сразу выдавали "партизана".

Тормознула "Волга", и усатый таксист, высунув голову, спросил:
- Эй, мужик, ты оттуда?
- Оттуда…
- С приездом! Ну как там?
- Съезди - узнаешь, еще не поздно…
- А меня в ту ночь дома не было, - заговорщицки подмигнул несостоявшийся ликвидатор.

На следующий день поехал в Топчиху, в воинскую часть, чтобы сдать армейскую форму и получить свою гражданскую одежду. За окном мелькали поля и тополя, полустанки, птицы на проводах, села и деревни. Созерцание заоконного пейзажа прервал вопрос полковника с погонами летчика:
- Вы из Чернобыля, солдат? Ну, как там?

Я не стал хамить, как таксисту, начал рассказывать, но он скорректировал: "Это я из газет знаю, ты правду расскажи…"

Я вынул свои записки, которые делал в Чернобыле. Прочел, поглядел с интересом: "Теперь понятно!"

В Топчихе поспешил на вещевой склад. Старшина огорошил: "Ищи вон в том углу". Огромное помещение было доверху забито сидорами "партизан". Дорыв гору до основания - мы были первыми, - я нашел-таки свой мешок. Благополучно сдав "дела", вернулся домой снова гражданским человеком...

Дня через два раздался звонок из военкомата, голос офицера был суров: "Брось смуту сеять!".

Оказалось, летчик-полковник, которому стало "теперь понятно", прочитав мои заметки, видимо, добавив что-то от себя, стал делиться информацией "из первых рук" с товарищами. А земля, как известно, слухами полнится. Вычислить меня не составило труда.

Вот, что прочитал звонивший бдительный полковник в "зашифрованных" записках, которые показались ему "сеянием смуты":
"Ночь. Звонок. Повестка. Сбор. Накопитель (школа). Военкомат. Автобус. Топчиха. Обмундирование. Сборы. Подготовка. Погрузплощадка. Эшелон. Стук колес. Станции. Полустанки. Разъезды. Километры. Поля. Тополя. Леса. Перелески. Кусты. Столбы. Провода. Птички. Тучки…
Украина. Чернобыль. Станция Вильча - прибытие, разгрузка. Движение колонны - тьма, безмолвие, безлюдность, тени, силуэты, журавли колодцев и… тишина! Поляна - палатки, городок, автопарк, обустройство, благоустройство.
Построение: наряды, наряды, экипажи, техника. Работа. Красота! Теплынь! Базарчики? Фрукты-овощи?! Радиация!!!
Стройматериалы: рубероид, толь, свинец, тес, пиломатериал, пленка, стекло, гвозди, арматура… Цемент! Цемент! Цемент! Горы! Дождь, ветер…
Деревни, хутора, дороги, дворы, деревья, колодцы, строения - дезактивация!
Имущество, товары, продукты, изделия, мусор, грунт - вывоз, захоронение!
Могильники: свалка, танки, бульдозеры - разравнивание, трамбовка.
АЭС, энергоблок, крыша. Респиратор, перчатки, сапоги, спецодежда. Лопаты, совочки, носилки, «промокашки», вилы. Погрузка, вывоз, захоронение.
Станция, территория: асфальтирование, бетонирование. Песок, гравий, щебень. Кран-гигант, роботы, техника, техника. Техника. Сбой. Поломка. Ремонт, наладка.
Зона: ограждение, колючка, связь, сигнализация, пикеты, кордоны, посты, санпропускники, ПУСО. Дезактивация! Дезактивация! Дезактивация!
Объект "Укрытие", он же "Саркофаг": арматура, бетон. Бетон, арматура. Миксеры, насосы. Техника. Бетон, бетон, бетон!
Лагерь: подготовка к зимовке.
Шабаш! Душ. Мойка. Переодевание.
Отдых: кино, книги, эстрада, артисты, концерты, музыка. Ба-ня!
Пополнение, замена, возвращение".

Правда, позже к этому описанию добавилось следующее:
"Возвращение! Поликлиника, больница, аптека. Аптека, поликлиника, больница, госпиталь, санаторий. МСЭ (ВТЭК). Инвалидность.
Жилье: очередь, очередь, очередь!.. Ордер!
Почет, награды: орден, медали, грамоты, подарки!
Жизнь. Борьба!"

В чернобыльской трагедии отразилась как в капле воды вся порочность тогдашней системы: невнимание к людям, повсеместная халатность, пренебрежение нормативами труда и его безопасности. Государство экономило и на безопасности атомной энергетики. Система дозиметрического контроля и защитные средства были далеки от совершенства. И полная неинформированность населения, граничащая с секретностью, о существующей и возможной опасности чрезвычайных ситуаций.

Из воспоминаний ликвидаторов

При ликвидации последствий аварии на ЧАЭС использовалась радиоуправляемая техника. Например, бульдозеры без бульдозеристов сгребали к разрушенному 4 энергоблоку все, что следовало захоронить вместе с ним, и расчищали подходы для другой техники. Управление велось из специального бронетранспортера с расстояния 100 метров. Были и другие уникальные машины, автоматы-манипуляторы и роботы. Однако они не могли полностью заменить человека. Самоотверженность, мужество и героизм ликвидаторов выручали там, где отказывала техника.

Николай Бакланов: "Поселились в казармах войсковой части Прикарпатского военного округа, в строительном батальоне которого пробыл 83 дня, получив дозу облучения 8,5 бэр. Работали на станции вахтовым методом по четыре часа (по 10 минут в час). Одним автобусом доезжали до Чернобыля, далее другим – до ЧАЭС. Приезжали, переодевались, надевали маску-"лепесток", перчатки, резиновые сапоги...

Сколько спецовки повыбрасывали! Каждый час проходили мойку в санпропускнике. Работы было много: ровняли, засыпали грунт, щебень, песок, укладывали асфальт и бетон, копали ямы, устраивали городьбу, отмывали стены, грузили "промокашки" (так называли пропитки, которые бросали в радиационную жидкость) в самосвалы, доставая их вилами. Весь мусор свозили в могильники, где танк утрамбовывал его. На энергоблоке работал иноземный кран с хитроумной автоматикой, которая вскоре сломалась и вывела кран из строя. Усмехались: "Робот не выдержал, а мы - ничего!" Столовая находилась в 500 метрах от блока. Там была установка, где проверяли дозу облучения. В столовую не войдешь, пока не отмоют…"

Геннадий Галкин: "Первым объектом был город Припять: пожелтевшие сосны, пустынные улицы. Ноги отказывались ступать на эту землю. Казалось, здесь даже воздух отравлен. Но раз уж мы оказались здесь, нужно было вести себя достойно и делать то, что должны.

Конечно, дезактивация - это сказано громко. Суть наших действий была очень проста: из так называемых АРСов (автомобильно-разливочных станций), заполненных водой с порошком типа стирального, который впитывал радиоактивную пыль, мы промывали здания, автострады, асфальт. Снимали верхний слой земли, который потом захоранивали… А часа через два ветер нагонял новое облако пыли, которая опять заражала улицы. Дома, дороги… Все нужно было делать заново. И так - изо дня в день…"

Петр Куниченко: "Проезжали город Чернобыль, через пять километров останавливались на бетонной площадке перед шлагбаумом. Здесь кончалась "чистая" зона. Бегом на другую такую же площадку, в другой автобус. Это специальные машины для доставки людей на станцию, облицованные внутри свинцовыми листами. Сиденья расположены низко, и наши головы не достают до окон. Доезжаем до развилки, где слева остается поселок Копачи с вереницей "КамАЗов"-миксеров. С правой стороны - старый завод по производству бетона. Почти вплотную к нему под острым углом расположен 4 энергоблок, развороченный сверху и заваленный мусором снизу. За блоком огромным журавлем высится 104-метровый подъемный кран, о который разбились вертолеты. Хотя этого могло и не быть. Кран стоял на рельсах, и его легко можно было бы откатить как самоходом, так и с помощью специальной лебедки.

После аварии в целях максимального удержания радиации с самолетов и вертолетов распылили специальный порошок, который, соединившись с утренней росой, образовал полимерную эмульсию. Высохнув, она связала радиоактивную пыль, превратив ее в полимерную пленку, которая прочно прилипла к листьям деревьев и кустарников, и они сбросили листву… Кругом стояли деревья, усыпанные красными яблоками, без единого листочка. Совсем как на рисунках маленьких детей… А на деревьях ночуют куры. Единственный раз в жизни удалось увидеть ночующих на деревьях домашних птиц".

Иван Лукьянцев: "Произошла неприятность: отошла опалубка, и под стенку вылился бетон, около 1000 кубов. Это случилось ночью. Цемент был высокой марки, бетон быстро затвердел. Пришлось переоборудовать три экскаватора под мощные гидравлические молоты, которые разрушили затвердевший бетон, а бульдозер ДЭТ-250 очистил площадку, и на это место поставили очень мощный кран на гусеничном ходу. Однажды ночью доставили лазерную установку, смонтированную на автомобиле "Урал". Всем работающим следовало уйти в укрытие. Все и собрались в бывшей столовой. Ребята, работавшие на этой установке, здесь же, в столовой, переоделись в скафандры серебристого цвета и, уходя, всех предупредили, чтоб не высовывались, иначе будет плохое самочувствие. Но не тут-то было: все высыпали на улицу. Установка осветила 4 блок и начала резать нависшие плиты и глыбы бетона, которые остались на арматуре.

Плавилось все: и металл, и бетон. Видны были подтеки светло-соломенного цвета, слышался звук падающих кусков плит, арматуры и бетона. После увиденного нас всех трясло. Как будто мы довольно долго простояли на морозе. Затем появилась слабость".

Эльвира Чуфистова: "Случилась всенародная беда - чернобыльская катастрофа, и Владимир поехал в Чернобыль… Писал оттуда редко: некогда было да и, как всегда, о многом нельзя было рассказывать, не так уж велика была гласность в те дни. В августе дошел до нас слух, что сына увезли в киевскую больницу. Я сразу побежала на телеграф, отправила запрос в воинскую часть с обратным оплаченным ответом. Неделя томительных ожиданий оказалась безрезультатной. Тогда в записной книжке нашла адреса десятилетней давности знакомых, с которыми когда-то делила дни отдыха на Волге. Письма послала авиапочтой, сделав на конверте надпись: "Прошу вскрыть, даже если адресат выбыл!" В письме изложила свою просьбу. Надежды особой на получение ответа не питала и потому до самых глубин души была растрогана пришедшей от совершенно незнакомых людей телеграммой с указанием местонахождения сына, адреса госпиталя…

Домой Владимир вернулся осенью, отлежав в госпитале два месяца… Запоздалая весна 1996 года не сулила особых радостей. Сын стал постоянным посетителем поликлиник, больниц, госпиталей. В сентябре в газете промелькнуло сообщение о награждении "чернобыльцев" орденами и медалями. Среди них был и мой сын. А месяцем позже он получил статус инвалида. Медаль "За спасение погибавших" вручали ему весной, когда он в очередной раз лежал в госпитале. К нему в палату вошли представители администрации Октябрьского района города Барнаула и меланжевого комбината. Не забыли пригласить и меня. "Служу России!" - четко произнес мой сын, когда награда была вручена. Конечно, я испытала в тот момент гордость, что сын вырос хорошим человеком, совестливым гражданином, но к гордости была примешана горечь: такой молодой, он обречен быть инвалидом. Коварный атом не только лишил сына здоровья, но и вынудил покинуть любимую работу. Вот почему, увидев медаль на груди сына, я только могла сказать: "Лучше бы мне дали справку. Что сын безнадежно здоров…"