Знаменитый немец Матиас Руст, который прославился тем, что в 28 мая 1987 года приземлился на самолете на Красной площади, до сих пор считает свой незаконный перелет из Хельсинки в Москву "символическим жестом мира"
Архив NEWSru.com
 
 
 
Знаменитый немец Матиас Руст, который прославился тем, что в 28 мая 1987 года приземлился на самолете на Красной площади, до сих пор считает свой незаконный перелет из Хельсинки в Москву "символическим жестом мира"
Архив NEWSru.com
 
 
 
Михаил Горбачев в то время вел тяжелые переговоры с президентом США Рональдом Рейганом и противостоял ортодоксам внутри страны
Архив NEWSru.com

Знаменитый немец Матиас Руст, который прославился тем, что в 28 мая 1987 года приземлился на самолете на Красной площади, до сих пор считает свой незаконный перелет из Хельсинки в Москву "символическим жестом мира". Однако по обе стороны "железного занавеса" его бесшабашный поступок оценили иначе. Интервью с Рустом публикует итальянская газета La Repubblica.

Уже 20 лет прошло с тех пор, как молодой немец Матиас Руст, совершая полет на взятом в аренду прогулочном самолете, сумел вторгнуться в советское воздушное пространство, пролететь над десятком сверхсекретных военно-воздушных и ракетных баз и приземлиться на Красной площади. Михаил Горбачев в то время вел тяжелые переговоры с президентом США Рональдом Рейганом и противостоял ортодоксам внутри страны. Сумасшедший по своему авантюризму полет сказал о состоянии некогда могущественной коммунистической империи больше, чем любые статистические данные Пентагона об экономической катастрофе в Советском союзе или последствиях войны в Афганистане. Поступок Руста высветил перед миром последнюю стадию болезни сталинской империи, пишет издание. (Полный текст на сайте InoPressa).

До сих пор, погружаясь в воспоминания тех дней, Матиас Руст ощущает свободу. Раскрывая причины своего отчаянного поступка, он говорит о стремлении к сближению, которое ощущалось по обе стороны "железного занавеса"."Я подумал о символическом жесте. Полет как идеальный мост. Чтобы сказать лидерам обоих блоков, что народ с обеих сторон "железного занавеса" всего лишь хочет жить в мире. Вы помните песню Стинга Russians? Ее дух был именно таким: русские тоже любят своих детей, пел он. Я в это верил", - говорит Руст сегодня.

Юноша стремился тщательно подготовиться к перелету, отлично понимая что это будет непросто. Поэтому он совершал многочасовые перелеты над Атлантикой. 25 мая, за три дня до полета, Руст приехал в Хельсинки. "Я решил, что не отступлю, - вспоминает Руст. - Я думал только о расстоянии между Хельсинки и Москвой и как долететь на одной заправке".

Полет

Для отвода глаз летчик представил финским властям план полета в Швецию, куда и взял курс сразу после взлета. Лишь оказавшись над морем, Руст резко поменял направление, взяв курс на запретный Восток.

"Средняя высота - 600 метров, не так уж низко. Безусловно, это не 15 и не 30 метров от земли, как летают современные военные самолеты. Я не хотел прятаться. Жест мира должен быть наглядным", - свидетельствует Руст.

Лишь когда мимо пронесся истребитель "МиГ", летчика пронзило чувство страха. Сделав несколько маневров, самолет ВВС исчез. И хотя страх отступил, чувство неуверенности Руста больше не покидало: "Меня вновь охватило смешанное чувство. Облегчение, потому что в меня не стреляли, и сомнение и тревога, ведь теперь я точно знал: им известно, что я лечу над их территорией".

Приземление

Руст сообщает, что вид Красной площади вызвал у него страх, поскольку показалась очень маленькой. "Чтобы совершить посадку на Cessna, мне хватило бы 200 метров, я предпринял три попытки и трижды набирал высоту вновь: внизу собралась толпа любопытных, происходящее было похоже на фильм Феллини, - утверждает немец. - Я боялся кого-нибудь поранить или задавить".

В результате самолет приземлился на Большом Каменном мосту, с которого самолет вырулил к подножию Спасской башни. "Тут я заглушил мотор и долго сидел в кабине, целых четверть часа, - добавляет Матиас Руст. - Я спрашивал себя, не стоит ли вновь взлететь и вернуться назад. Слишком поздно, Матиас, ответил я сам себе. Горючего не хватит. Я решился, открыл кабину и спустился. Меня сразу же окружила толпа".

Удивительно, но люди, всю жизнь прожившие за "железным занавесом" и приученные советской пропагандой относиться к иностранцам с подозрением, произвели на Руста совершенно иное впечатление. "Нет, люди не выглядели враждебными, - возражает немец. - Им было любопытно, они улыбались". Его спрашивали, откуда он прилетел, а после ответа выражали сомнение: "Но на самолете германский флаг, не финский. Ты товарищ из ГДР?" "Нет, друзья, нет. Я из ФРГ, прилетел с жестом мира, - вспоминает Руст свой неуверенный ответ. - Молодая женщина сломала лед: она, улыбаясь, пошла мне навстречу, и протянула мне хлеб и соль, поприветствовала меня таким образом".

Арест

Лишь по прошествии часа к самолету подъехала черная "Чайка", из которой вышел офицер в сопровождении милиционеров. "Мы говорили по-английски. Они были спокойны и вежливы, - вспоминает Руст. - Спросили у меня документы, обыскали самолет. Потом паспорт вернули. Пожилой офицер сказал мне: "Юноша, я начальник московской милиции. Где же твоя виза, черт возьми? Добро пожаловать, но где твоя виза? Ты понимаешь, это проблема".

Затем Руста отвезли в ближайшее отделение милиции, где беседу вели уже сотрудники Комитета государственной безопасности (КГБ). "К счастью, в немецком переводе я не узнал русской аббревиатуры КГБ, иначе бы умер от страха", - замечает спустя годы Матиас Руст.

Заверения немца, что он прилетел в Москву с жестом мира и по собственной инициативе выглядели для сотрудников КГБ невероятными, несмотря на то, что никакого оружия на борту самолета они не обнаружили.

В Лефортовской тюрьме, куда Руста отвезли позднее, начались более жесткие допросы. "Если ты скрываешь правду, мы все равно это выясним, но тем самым ты усугубляешь свое положение. Признайся, что империалисты тебе заплатили за эту провокацию", передает немец слышанные от "комитетчиков" угрозы.

"Я боялся, что мне оттуда не выйти. За несколько недель я похудел на 10 кг. Александр, мой сокамерник-украинец, сидел за фарцовку в гостинице "Астория", он успокаивал меня, зачитывая статьи из "Правды", - говорит Руст.

Приговор и амнистия

На суде немца за его бесшабашный поступок приговорили к 4 годам лагерей. Руст вспоминает, что даже начальник тюрьмы по фамилии Петренко сдержанно выразил ему свою симпатию, пожурив юношу по-отечески. "Парень, послушай, - сказал Петренко, - когда мне было столько лет, сколько тебе сейчас, в мае 1945, я служил в частях Жукова, которые брали Берлин. Я вместе с другими вошел в Рейхстаг, с красным флагом и автоматом в руках. Тебе не кажется, что вы, немцы, уже наделали много дел?"

С начальником тюрьмы у Руста сложились доверительные отношения, и немец даже просил его отложить свой выход на пенсию. Ведь его поступок стоил многим военным карьеры, и в любой другой тюрьме Руст бы не чувствовал себя в безопасности.

Во время заключения немец корил себя за содеянное. "Я говорил себе каждый день: зачем я это сделал? Почему я не избрал нормальную жизнь, учебу, карьеру? Мои родители могли навещать меня один раз в три месяца, иногда приезжали чиновники из консульства. Я сказал им: я потерял 10 кг, у меня анорексия, спазмы в желудке", - вспоминает Руст.

Но с облегчением воспринимались известия о потеплении международных отношений, которые советский фарцовщик и немецкий "турист доброй воли" черпали из выпусков газеты "Правда".

Через 14 месяцев после приговора пришло неожиданное избавление: председатель Президиума Верховного Совета СССР Андрей Громыко, известный на Западе как "господин Нет", подписал указ об амнистии Руста.

Как ни странно, теперь мучения немца продолжились на родине. В прессе считали его сумасшедшим, поставившим под угрозу мир. Руста лишили прав на пилотирование.

"И все же я поступил правильно, осуществив свою мечту. Даже в тот ужасный момент, когда этот "МиГ" красной стрелой проносился рядом со мной в холодном небе России", - без раскаяния в главном заключает Матиас Руст.