"В эпоху управляемой демократии искусство демарша - важнейшее из искусств. Есть люди, которые безответственно подходят к самой идее протестного выступления. Они ставят перед собой недостижимые цели. Типа "верните народу выборы", "долой войну" или "Путина в отставку". Они используют недопустимые методы для реализации этих противоправных целей. Вроде массовых демонстраций, одиночных пикетов, постов, перепостов, а то и лайков", - пишет публицист в колонке на сайте "Грани.ру".
"Ответственные люди решают все эти проблемы иначе. Они знают, что в эпоху управляемой демократии протест тоже должен быть управляемым. Иными словами, протестующие должны сами себя контролировать, то есть следить за базаром. Поэтому мишени для критики они выбирают придирчиво, дабы слишком крупные под обстрел не попали".
"В этом смысле выступление Константина Райкина на съезде СТД следует признать идеальной формой демарша. Он призвал коллег к цеховой солидарности. Он воспел конституционную норму: запрет цензуры. Он заклеймил позором экстремистски настроенные "группки мерзких людей", приходящих со своими уставами и экскрементами в чужие театры и другие общественные заведения. Он пристыдил замминистра культуры Аристархова - невежду и сталиниста. И "церковь нашу несчастную" припечатал, взяв в свидетели еретика Льва Толстого".
"С ним вступил в доброжелательную полемику сам Песков, который рассмотрел вопрос с разных сторон, но в целом поддержал оратора. Цензура, сказал он, недопустима, однако государство имеет право подсказывать художнику тему, ежели платит ему из казны. Когда же к дискуссии подключился ночной волк Залдостанов, один из самых непримиримых наших театроведов и самый оскорбленный среди верующих, то Дмитрий Сергеевич одернул его довольно резко. "Бес попутал этого мотоциклиста", - сообщил Песков, посоветовав тому извиниться перед Райкиным. И хотя Залдостанов просить прощения не стал, а после за припадочного "БРАТА" вступился еще и Кадыров, исход поединка режиссера с министерством был предрешен.
От имени государства у режиссера "Сатирикона" попросил прощения глава Минкульта Мединский, а в ходе встречи министра с директором театра собеседники порешали и те финансовые вопросы, о которых Константин Аркадьевич говорил за несколько дней до своего исторического выступления".
"А ведь могло сложиться и по-другому. Завершая свою речь и влекомый гневом, Райкин заговорил про времена, в которые живем. "...Очень трудные времена, очень опасные, очень страшные; очень это похоже...", - начал было описывать эпоху артист, но, к счастью, сразу же оборвал себя".
"Еще шаг, еще фраза - и он мог бы задаться вопросом: а почему мы, собственно, дожили до страшных времен? Да-да, товарищи, давайте вместе задумаемся и поймем - как так вышло и кто виноват? Цензура, господа, отморозки с мочеиспускательными склянками и распоясавшийся хам в кресле замминистра - это же частности, они же не сами собой народились!"
"В том-то и беда. Управляемый протест в эпоху управляемой демократии - дело тонкое. Шаг влево, шаг вправо - и управляемость потеряна, и возражающий может быть причислен к врагам. Только представьте себе, что Константин Райкин, аплодирующие ему великие, замечательные и просто хорошие актеры, а также все прочие деятели культуры, сколько их есть у нас, за исключением навеки преданных любой власти и погубленных, безответственно заговорили бы года два с половиной назад. Хотя бы тогда, если не осенью 1999 года.
Если бы не соглашались позориться, становясь доверенными лицами президента. Если бы не радовались "в какой-то части своей натуры", что Крым стал нашенским, и не переживали, узнав из недостоверных источников, что "мы не будем вообще вмешиваться в дела Украины". Если бы сообразили, что за Крымом придет Донбасс, за ним Сирия, одновременно будут ужесточаться санкции, кончаться деньги, нарастать духовность, повышаться бдительность, множиться доносы, и это коснется всех, и театральных новаторов тоже".
"Страшно даже подумать, какие тогда наступили бы времена. Оттого мы так ценим и приветствуем многих наших мастеров культуры, никогда не забывающих о своей ответственности перед зрителем, перед партией и перед народом. Глухих к политике и к чужому горю и подслеповатых в жизни общественной, но прозревающих ровно в тот день и час, когда всесокрушающая духовность всей кодлой, в кожанках и на мотоциклах въедет в их театр, в их дом. Не раньше, но и не позже".
"А государство это неисправимо, и о том, что деньгами из скудеющей казны, заточенной на войну, оно сегодня пытается откупиться от лишних скандалов, Константин Райкин догадывается уже и без нас. Как и о том, что долго так продолжаться не может и тучи сгущаются не только над его театром. Это еще называется расплатой".