Считается, что образ врага испокон веков сопровождает противостояние человеческих сообществ. В первобытном обществе одни племена всегда рассматривали другие сквозь призму "мы - они", "свои - чужие".
При этом возникали как имеющие основание, так и иррациональные страхи перед другими, иными. "Чужие" чаще всего воспринимались в образе врага. В социально дифференцированном обществе возникают антагонизмы между различными слоями. "Чужими" могут оказаться и те члены своего сообщества, которые нарушают принятые нормы.
Сталкиваясь с другим жизненным укладом, другими традициями, непонятными нравами, люди культуры сопоставляли все это с тем. что принято у них самих, и нередко агрессивно отвергали. Это иное заслушивало осуждения и искоренения.
В историко-культурной практике ученые обнаружили тут специфический механизм, Зигмунд Фрейд назвал его проекцией. Речь идет о том, что раздражение или аффект, переживаемые кем-то, могут получить ложное объяснение.
В результате рождается понятная отстраненность от тех, кто иначе воспринимает мир, демонстрирует некие специфические черты.
Можно принять чужую непохожесть в качестве уникального, непостижимого. Можно увидеть иное глазами "гражданина мира" - как свидетельство разнообразия бытия.
Но можно рассудить по-другому. Платон считал, что варвары являются естественными врагами греков и с ними нужно вести борьбу вплоть до полного их порабощения. Аристотель полагал, что варваров следует оценивать как рабов по природе. И не испытывали ли язычники неизъяснимое блаженство, когда первых христиан, завернутых в промасленные ткани, превращали в пылающие факелы? Непохожее надо уничтожить.
В средние века "образ врага" был поставлен на поток. Вождь протестантизма Мартин Лютер, по заключению выдающегося психолога и философа ХХ века Эриха Фромма, был авторитарной личностью. Он ненавидел других, особенно "чернь", презирал себя, отвергал жизнь, и из этой ненависти выросло страстное и отчаянное стремление быть любимым. На такой личной почве он и смог стать глашатаем тех социальных сил, которые находились в аналогичном психологическом состоянии, - несли сокрушительный заряд неприязни.
После эпохи Ренессанса элитарное отвержение плебса выразилось в фигуре лапотника, смерда, холопа, рекрута "восстания масс".
В более широком смысле получается, что в трудные для общества времена, когда власть теряет доверие народа, а народ перестает надеяться на лучшее будущее, всегда есть один спасительный клапан - образ врага.
Чтобы отличить одного врага от другого, как-то их классифицировать и разложитьпо полочкам. Когда какие либо силы, как правило, тоже враги, получают доступ к контролю над массовым сознанием, то они лепят эти "образы", преследуя свои корыстные цели. То есть к врагам естественным - голоду, болезням, силам стихии, искусственно присоединяются иноплеменники и инакодумающие.
Так, термин "враг народа" в качестве обобщающего понятия "внутреннего врага" вошел в политический лексикон в период Французской революции конца ХVIII в., а в дальнейшем прочно утвердился в революционной пропагандистской и агитационной практике. В период якобинской диктатуры появились первые в истории законы о "врагах народа". После принятия последнего из них - декрета от 22 прериаля (10 июня 1894 г.), в течение шести недель, вплоть до падения якобинской диктатуры, Революционный трибунал выносил до 50 смертных приговоров ежедневно.
Формирование и внедрение в общественное сознание образа врагов и во Франции, и в России, и в других странах соответствовало психологической установке обязательного наличия виновников тяжелого положения народа, бедствий страны, военных поражений и т. д. Он давал ответ на традиционный вопрос: "Кто виноват?".
В ХХ веке образ врага - расового или классового - становится важнейшей системообразующей частью тоталитарных идеологий и масштабных пропагандистских кампаний, служит обоснованием репрессий против различных социальных, этнических, религиозных групп и любого инакомыслия. И в этом качестве он становится одной из главных составляющих сначала в менталитете и деятельности революционных партий, а затем и в государственной политике тоталитарных режимов.
В нацистской Германии было немало причин для общественного неудовлетворения. Гитлер персонифицировал зло, он назвал виновниками болезненных процессов, происходивших в стране, евреев и коммунистов. Анализ его политических речей показывает, что, однажды назвав противников, он обычно говорил о них, прибегая к местоимению "они". "Они - вы знаете, о ком я говорю" - вот излюбленная формула фюрера, которая неизменно вызывала реакцию аудитории.
А Сталин известен высказыванием "Враг жесток и неумолим". Многоликий и неусыпный, враг взрывал заводы, отравлял колодцы, продавался империалистам. Нужна была предельная бдительность, чтобы узнать гада под маской. И эту бдительность взращивали в стране в немыслимой концентрации.
Может ли общество существовать без изощренной лепки образа врага? Есть ли у человечества другие способы консолидации мыслей и чувств людей? Конечно, есть. Но, может быть, уже поздно нейтрализовать реальные психологические механизмы.
Однако отработаны социальные технологии, развернута индустрия имиджмейкерства, созданы затейливые персонификации зла. Мир вряд ли может обойтись без исламской угрозы, без тоталитарных сект, без олигархов, на которых можно было бы списать собственные просчеты.
Источники: Павел Гуревич. "Непохожее надо уничтожить..."
Образ врага. Рецензия