Повод: Лидия Цалиева, директор школы в Беслане, уволилась: ранее ее причисляли к виновным
Корреспонденты отечественных ("Известия", "Новые известия", "Первое сентября") и иностранных СМИ (Liberation, Times) встречались с Лидией Цалиевой в больнице в Москве и после ее возвращения в Беслан. Кроме того, ей посвящена часть документального фильма, снятого американским журналистом Питером Ван-Сентом и показанного в США на прошлой неделе.
Журналисты, как представляется, обнаружили, что в массовом сознании главная вина Цалиевой только в том, что эта пожилая женщина выжила в том аду. А должна была погибнуть. Стены бесланской школы исписаны проклятиями в ее адрес. По городу распространились разнообразные слухи: будто и за границу она сбежала, будто вели ее по улице в наручниках милиционеры, будто при обыске в ее квартире изъяли десятки тысяч долларов...
Директор по мере своих сил пыталась ответить на обвинения, предъявленные ей общественным мнением. Так, по поводу того, что террористы якобы проникли в здание школы задолго до начала линейки, а значит, внутри у них были пособники, она замечала: "1 сентября я пришла на работу в 7 утра - еще раз посмотреть, все ли готово: может, где недобелено, недокрашено. Прошла по зданию. Единственный человек, которого встретила в этот ранний час, была техничка Зарема Дигурова. Она убирала в туалете.
... Никаких посторонних людей я не нанимала. Ремонт школы делали мои собственные работники: учитель труда Александр Михайлович и завхоз Светлана Болекоева, а также трое их сыновей, точнее, племянник завхоза, его сын и сын учителя труда. Каждый год только они делают у меня ремонт, и больше никто, поскольку они оба хорошие специалисты. Александр Михайлович имеет даже строительное образование."
Переговоры с террористами проходили в их "штабе", который они разместили на втором этаже в учительской. По словам Лидии Цалиевой, захватчики быстро объявили свое требование – вывод российских войск из Чечни – и попросили ее связать их с доктором Леонидом Рошалем, одним из переговорщиков, которому она позвонила по телефону в штаб по освобождению заложников. Потом ее обвинили в том, что она вела себя непринужденно, доброжелательно общаясь с террористами и даже улыбаясь.
Лидия Цалиева отвечала: "Инструкций поведения в такой ситуации мне никто никогда не давал. Сама для себя решила: грубостью ничего не добьешься. У меня не было другого выхода, как просить их. Дали детям воды попить - хорошо, пустили в туалет - хорошо. Ведь до страшного взрыва 3 сентября мне удалось сберечь всех учеников."
А по поводу того, что учителя сдали боевикам самых "титулованных" учащихся - детей председателя парламента республики Таймураза Мамсурова, говорит следующее: "На второй день меня отвели в очередной раз в штаб. Рассерженный "Полковник" заявил, что ему надоело ждать. Вызванные на переговоры Дзасохов, Зязиков и Рошаль в школу не являются. Поэтому он готов нажать кнопку и все взорвать.
Я взмолилась: "Не трогайте моих детей!" Тогда он протянул мне сотовый телефон: "Звоните Дзасохову". "Но я с ним никогда не говорила, не знаю его номера". Он отвечает: "Что хотите делайте, но звоните". И тут вспоминаю, что среди моих учеников - дети председателя парламента. Возвращаюсь под конвоем в зал. Спрашиваю шестиклассника Зелима Мамсурова, помнит ли он папин телефон. Помнит домашний. Но ни бумаги, ни ручки у меня нет. Мальчик вызывается пойти со мной и мужественно шагает босиком по стеклам на полу. За ним устремляется его сестра, семиклассница Замира. Она говорит, что знает папин сотовый. С нами идут еще две женщины: у одной сын работает прокурором Правобережного района, у другой - в парламенте республики.
В тот момент я не осознаю, что, может быть, подвергаю риску детей Мамсурова. Обеспокоена одним - чтобы "Полковник" не нажал кнопку. Приходим в штаб. Зелим набирает домашний телефон. Он не отвечает. Тогда "Полковник" сам, по подсказке девочки, набирает сотовый Мамсурова и протягивает мне. Я обращаюсь по-осетински: "Таймураз, шафам (погибаем)!" "Полковник" перебивает: "Говорите по-русски!" Я повторяю на русском и добавляю, что дети умирают без воды, без куска хлеба. Затем трубку берет Зелим: "Папа, помоги, нам плохо!" К телефону тянется и Замира. Но "Полковник" отбирает сотовый: "Хватит, если хотят, пусть помогают". Он не разрешает звонить больше никому. Все возвращаемся в спортзал."
На своих земляков Лидия Цалиева, по ее собственным словам, зла не держит, она их понимает. "Люди ожесточились, и это естественно, - говорит директор школы. - Знаете, гнев, он даже полезен. Он заглушает нестерпимую боль. Десять лет назад погиб мой внук, и я тоже винила в его смерти весь мир: себя, моих детей, его родителей, которые не уберегли малыша, и даже Бога. Прошло время, я осознала, что винить тут некого".
"Я не осуждаю этих людей, которые пишут такие надписи на стене школы, - заявила она. - Люди сейчас страдают, люди ищут виновных, а меня там нет, вот я и оказалась виноватой. Возможно, человек, написавший это над венками, пострадал больше других. Ходят разговоры, что я уехала. В одной московской газете я прочла, что я пила с боевиками чай. Да, Боже упаси! Да и они не предлагали мне чаю. Такие люди могут предложить только яд. Они только кричали: "Молитесь Богу". Дети в ответ: "Пить хотим!" А они: "Мы же не пьем, и вам нечего пить!"
По ее словам, боевики обещали ей, что ни одного ребенка не тронут. Но добавляли, что освободят детей только тогда, когда выполнят их требования.
"Мужчины могут говорить на языке оружия, а женщины могут только просить, - говорит, как бы отвечая землякам, Цалиева. - Вот и я просила. Я им нужна была - ведь надо было, чтобы кто-то передавал их требования, чтобы кто-то успокаивал детей. Директор школы - лучше кандидатуры им было не найти. Меня все знали и все уважали. Знаете, а я ведь пыталась выискать в этих людоедах хоть что-нибудь человеческое. И они даже успокаивали меня. Говорили: "не кипятись, мать, детей мы не тронем, если войска ваши из Чечни уйдут".
Однажды я не выдержала, сорвалась: не могла смотреть, как они школу разрушают: ломают парты, крушат стены. Забыла на секунду, кто передо мной, и отчитала по полной программе, как провинившихся школьников. Тут-то главный их, который "Полковник", засмеялся и сказал: "Не учи меня, мать, я двоечником был. А за школу не беспокойся - твои тебе новую построят, даже две - обещаю". Надо же, как в воду ведь глядел".