Автор статьи в "Огоньке" призывает помнить о том, что ценности, возвращаемые Церкви - не только религиозные, но и общегосударственные реликвии
antiqnuvo.com

После обещаний руководителей государства передать Церкви все музейные предметы религиозного происхождения, не говоря уже о зданиях храмов и монастырей, сообщество хранителей - музейщиков и реставраторов - раскололось. Одни предаются унынию, другие пытаются протестовать. И те и другие опасаются непоправимого вреда, который может в очередной раз претерпеть многострадальное культурное наследие, - на этот раз от имущественных манипуляций. Сторонники же "церковной реституции" в ответ призывают не нагнетать страсти и напоминают, что Церковь занимается возрождением духовности, как будто музеи не занимались всю жизнь ее спасением, отмечает журнал "Огонек".

Как пишет автор статьи, в атеистической, да и искусствоведческой литературе советских времен церковь часто критиковали за вандализм и невежество по отношению к старинным памятникам искусства. В частности, упоминался эпизод, когда в 1918 году иконы "Звенигородского чина" Андрея Рублева были найдены реставраторами на кадушках с солеными огурцами. Иконы выполняли роль крышек. Хотя это было правдой, но выглядело в тех книжках ложью, потому что в них ни слова не было о том, что проделывала с культурным наследием России просвещенная советская власть - ни о кострах из икон, ни о взрывах сотен храмов, ни о распродажах из музеев.

Сегодня, отмечается в публикации, государство, как принято ныне считать, "искупает вину" перед Церковью. Но жертвами искупления при этом делаются те, кто, как мог, все советские годы старались эту вину загладить, сохранить и спасти хотя бы часть погибающего церковного наследия - музеи. Жертвой порою становится и само это наследие.

Автор публикации приводит интересную цитату: "При производстве ремонтных работ в храмах нередко меняется внутренняя и внешняя окраска здания. При этом все это делается "по вкусу" настоятеля. Известны случаи, когда с приходом нового настоятеля значительно изменялось внутреннее убранство храма, причем не в лучшую сторону. При воссоздании интерьеров порушенных церквей настоятелям необходимо согласовывать свои действия с Искусствоведческой комиссией при Епархиальном совете, которая и создана для того, чтобы помогать им и приходским советам в решении весьма непростых вопросов, связанных с эстетикой храмового пространства".

Эти слова принадлежат Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу. Глава РПЦ произнес их на Епархиальном собрании духовенства Московской епархии 23 декабря 2009 года.

Не доверять словам Патриарха невозможно, следовательно, можно считать доказанным факт, что настоятели обращаются с храмами и росписями по своему "вкусу", не трудясь даже согласовывать свои действия с церковным начальством. К этому их Патриарх теперь призывает, не упоминая, правда, о том, что закон требует, если речь идет о памятниках старинной архитектуры и монументальной живописи, в первую очередь согласований с государственными органами охраны памятников.

Вот несколько печальных примеров подобного хозяйствования, о которых упоминает автор публикации в "Огоньке".

В Борисоглебском монастыре в Дмитрове снесена крепостная башня XVII века. Сгорела деревянная церковь 1757 года в чеховском Мелихове под Москвой. Отопление Троицкого собора в Пскове нанесло вред уникальному резному иконостасу. В Новгороде Великом снесен переданный епархии памятник архитектуры - дом Передольского.

Наконец, в сентябре 2002 года в костромском Ипатьевском монастыре сгорела находившаяся на территории, контролируемой монашеской общиной, деревянная церковь из села Спас-Вежи. Это была культурная трагедия национального значения. В течение ста с лишним лет ни одно издание по истории русского искусства не обходилось без описаний и фотоснимков этого хрестоматийного памятника, который в 1950-е годы был перевезен в Кострому и стал экспонатом музея деревянного зодчества под открытым небом. Но Россия этого попросту не заметила, даже Министерство культуры не выступило хотя бы с кратким заявлением, отмечается в статье.

Даже в Москве, где памятники формально находятся под строгим присмотром городских и федеральных органов охраны наследия, церковная старина то и дело бесследно исчезает. Из недавних примеров - кованые решетки 1680-х годов в храме Введения в Барашах, выпиленные из окон и замененные новыми, ограда и ворота храма Ильи Пророка в Черкизове, замененные грубым новоделом. Древний храм Всех Святых на Кулишках, что у Варварских ворот, собираются поднимать на домкратах на 4-5 метров - официально для воссоздания древнего облика, нарушенного культурным слоем, попутным результатом будут полезные квадратные метры.

О древних иконах, которым противопоказаны лишние перемещения, но которые музеи все время призывают "выдать", как будто это заложники, написаны уже тома, говорится в статье. Автор приводит не столь еще известные злоключения Боголюбской иконы Божией Матери, по преданию, написанной в 1158 году по заказу князя Андрея Боголюбского (документальная история изложена на официальном сайте Владимиро-Суздальского музея-заповедника; там же опубликовано письмо директора заповедника Ирины Аксеновой главе местной епархии, в котором она упоминает высказывание протоиерея Димитрия Смирнова, обозвавшего музейщиков "жуликами"). Кстати

Конечно, можно привести и массу позитивных примеров возрождения храмов и монастырей, плодотворного сотрудничества епархий и приходов с музеями. Но анализировать нужно в первую очередь примеры негативные - хотя бы для того, чтобы они не множились.

При этом сторонники "реституции", к сожалению, думают в первую очередь не о погибающих в запустении храмах Русского Севера, не о московских церквах, занятых банковскими или даже партийными офисами. Речь идет о Новодевичьем монастыре, о Рязанском и Ростовском кремлях, о музейных комплексах, которые создавались и реставрировались десятилетиями. К гибнущим от свечей рублевским фрескам в Успенском соборе Владимира, которые оплакивают уже несколько поколений российских музейщиков, видимо, рискуют добавиться прославленные росписи ярославских храмов, уникальные стенописи Мирожского монастыря в Пскове и Ферапонтова монастыря под Вологдой.

Как подчеркивается в публикации, существует еще проблема доступа граждан к культурному наследию, гарантированного, между прочим, Конституцией России. Попробуйте, например, в будний день зайти в московский Донской монастырь и подобраться к замечательным скульптурам некрополя или к укрепленным на стенах фрагментам снесенных в 1930-1950-е годы памятников архитектуры. Не выйдет - пройти можно лишь по дорожке от монастырских ворот до дверей собора, шаг вправо - шаг влево бдительная охрана пресекает. Попытка автора статьи приблизиться ко входу в старообрядческий монастырь на Преображенке была пресечена охранником в черной рубашке, выросшим как из-под земли. Он загородил дорогу со словами: "Это частная территория".

Если бы процессом "церковной реституции" руководили люди калибра священника Павла Флоренского, создателя знаменитой концепции "живого" музея в Троице-Сергиевой лавре, за судьбы наследия можно было не тревожиться. Но где они, нынешние Флоренские? Батюшки, настоятели и прихожане, распоряжающиеся теперь уникальными памятниками старины, как, впрочем, и подавляющее большинство их светских "коллег", арендаторов и инвесторов, не имеют специального искусствоведческого и исторического образования и не страдают от излишних тягот контроля со стороны госорганов охраны памятников.

Нельзя обвинять людей - что светских, что церковных - в том, что они не искусствоведы и не специалисты по охране памятников. Они и не обязаны ими быть. Если уж искать виноватых, то среди тех, по чьей инициативе уникальные реликвии вырываются из рук профессиональных хранителей.

И в самом деле, не нужно нагнетать эмоции и страсти. Страсти вообще излишни в деле, которое регулируется законами.

Государство демонстрирует намерение вернуть церковные ценности из музеев Церкви. Речь идет о подготовке специального законопроекта на эту тему. При этом, отмечается в публикации, нужно помнить о том, что это не только религиозные, но и общегосударственные реликвии. И о том, что святыня должна быть не выносимой из музея, если это угрожает ее сохранности. И о том, что нужно соблюдать имеющиеся законы.